Бедствия Украины требуют героев, и взрыв четвёртого
реактора так же. Атомная электростанция Ленина была бедствием в
невообразимом масштабе. В течение 10 дней, начиная с 26 апреля 1986,
горящий реактор извергал более чем в 100 раз больше радиоактивного
материала чем бомба взорвавшаяся в Хиросиме. Взрыв реактора ещё долго
рассеивал смерть вокруг себя.
С тех пор, в Белоруссии, Украине и
России участились заболевания раком. Много людей погибло. Некоторые
стали ивалидами. Катастрофа вызвала невыразимое социальное разрушение и
нанесла сокрушительный удар шатающемуся Советскому Союзу. Линия между
героем и жертвой была тонка не только в первые ужасные недели после
несчастного случая. Пожарные боролись с огнем, но испытывали недостаток в
инструментах. Военные вертолетные пилоты парили в радиоактивном пере
дыма, чтобы тушить горящий реактор тоннами песка и воды (!), но их
"бомбежки" не достигли цели. Все же катастрофа - и шанс для героизма -
не заканчивалась, даже когда огонь был потушен. Месяцы и годы, группа
ученых во главе с физиком Александром Боровым (на фото), исследовали
труп реактора, чтобы удостовериться, что реактор больше не может
приченить вреда. Работая в горячем, темном лабиринте, где радиация могла
убить в течение минут, они нанесли на карту и проанализировали тонны
реакторного топливного сохранения. Это был героизм. "Боровой знал то,
что он делал," говорит Преподаватель Гарварда ядерный физик Ричард
Вайлсон, "и он имел воображение и здравый смысл", чтобы преуспеть.
Теперь,
спустя 15 лет после несчастного случая, мили пустынной сельской
местности вокруг завода стали диким местном. Припять, когда-то мерцающий
город (приблизительно 45 000 рабочих завода и их семей) является
заброшенным городом, тихим кроме тех случаев, когда ветер шелестит ветви
деревьев или ударяется о двери. Хотя "саркофаг", как нам утверждают,
надёжно защищает от радиации Боровой все еще ищет признаки опасности.
Грузный, седоволосый человек 63 лет, он не ожидал короновать свою
карьеру - этот путь. Но он говорит, что когда спрашивали пойдёт ли он на
это его коллеги "не могли сказать нет. Мы должны были пойти и сделать
это потому что мы поняли, что наша работа была очень важна для других
людей." В престижном Институте Москве, Боровой изучил neutrinos, тонкие
податомные частицы поток которых проходит через человеческое тело. Но
всю весну и лето 1986 он провёл вычисляя радиоактивные зоны опасности, в
районе разрушенного реактора. Он остался в Москве, потому что его мать
умирала. Но вскоре он уже был в Чернобыле, где он оказался перед простым
вопросом: Могли ли остатки реакторного топлива взорваться снова? Жизни
тысяч рабочих, устанавливающих саркофаг была под угрозой. Чтобы находить
остатки, Borovoi и его напарники должны были рисковать жизнью в сердце
разрушенного реактора. Очищающие работы не не могли проходить нормально;
Рабочие застревали в развалинах другие были свалены радиацией. "У нас
был только один вид работников которые могли работать" говорит Боровой.
Сами рабочие назвали себя "СТАЛКЕРАМИ". Рабочие комбинезоны, перчатки, и
респиратор стали их ведущей защитой и были слишком громоздкими для
перемещение в развалинах реактора. Падение рабочего могло стать
фатальным.
В конце 1986, в одной из не очень радиоактивных комнат
и узких проходов, Сталкеры обнаружили гладкое, черное формирование,
напоминающее ногу гигантского слона. Получение фрагменты было не легко
проанализировать - фрагмент имел большой радиоактивный фон. Ученые могли
проводить рядом с ним считанные секунды. Когда Боровой и его коллега
Эдуард Пацукхин проанализировали этот предмет, они узнали, что "нога
слона" была сделана из урана и циркония созданного в реакторе. Как
реакторное ядро, сожженное в тысячах степеней, литое топливо очевидно
проело себе путь через бетонный пол и медленно сочилось в комнаты ниже,
где в это время охлаждалось и укреплялись последствия реакций.
Концентрация урана в "Лаве Чернобыля" настолько высока, что стала
растворятся. Это и стало причиной новой ядерной реакции. "Нога
слона" была только маленькой частью 180 тонн топлива. Существовала
опасность выпадения радиоактивных осадков, содержащих в себе все те 180
тонн, что по мнению Борового вышли из реактора как радиоактивные пары.
Боровой продолжал исследовать кишку реактора. Он и его коллеги нашли
больше гладкой массы лавы в близлежащем районе. В мае 1988 года, рабочие
сверлили стены в главную реакторную яму - и убедились, что отсек где
хранилось топливо пустеет. Все топливо, что появилось, гасилось во
взрыве или медленно сочилось в более низкие комнаты как растворяющаяся
лава. Пробудить реактор стало маловероятно. Чтобы сохранить
современное состояние саркофага, Сталкеры вынуждены были выдержать
лучевые атаки, вызванные пребыванием в эпицентре катастрофы. Заболевание
раком у Сталкеров было гораздо выше чем у остальных работников Зоны.
Боровой не стал показывать свою собственную дозу, полученную в ходе
работ непосредственно в реакторе. Но он ухмыляясь он говорит, что если
бы люди наблюдающие за ним тогда знали какую дозу он получил, его бы
давно отстранили от работ.
Пока, он и его люди не перенесли
"никаких определённых лучевых болезней" - говорит он. Удары и сердечные
приступы принесли тяжелые потери для Сталкеров, но сам Боровой
приписывает подобные случаи сложности и напряжению их работы. Он
продолжает исследовать горячие точки: комнаты где опасно,
нерасплавленное топливо может быть похоронено в щебне, не прикрытой
лавы, превращающейся в ядовитую пыль. Торопливо построенный саркофаг
пронизан отверстиями и опирается на ослабленные стены разрушенного
реактора. Крах поднял бы облака радиоактивной пыли во второй раз,
возможная катастрофа представляет большую опасность, размерами с "первый
Чернобыль". Международный проект по постройке нового укрытия в стадии
реализации. До тех пор, Боровой будет обязан находится в зоне
разрушенного реактора, который он называет "моим главным врагом, и моим
главным другом."
: 1